Золотая гвардия. Валерий Шарий: мог бы и Алексеева обыграть. Если бы дали

Золотая гвардия. Валерий Шарий: мог бы и Алексеева обыграть. Если бы далиВалерий ШАРИЙ, знаю, будет вспоминать о своей неудачной Олимпиаде 1972 года, после которой не было бы и триумфа в Монреале четыре года спустя, когда белорусский богатырь завоевал золото в турнире тяжелоатлетов в весовой категории до 82,5 кг.


Во всех интервью, данных моим коллегам устами Валерия Петровича, Мюнхен-72 неизменно окрашивается черным цветом с разного рода серыми оттенками — кажется, неоднократный рекордсмен мира каждый раз переживает тот провал заново.

Наверное, правильно говорят, что неудачи всегда запоминаются лучше успехов. Ведь при ином раскладе они тоже могли бы стать источником исключительно приятных воспоминаний. Эх, на самом деле, как славно было бы, если бы он действительно стал трехкратным олимпийским чемпионом! А ведь мог. Равно как и все его три товарища по сборной Беларуси, в разные годы поднимавшиеся на вершину олимпийского пьедестала. Эта мысль приходит в голову моему собеседнику в конце интервью, и он, кажется, сам был бы очень рад этому благоприятному раскладу.
Для первого вопроса у меня припасена цитата из интервью Леонида Тараненко, в котором тот рассказывает историю из жизни сборной СССР, после которой понимаешь: и здесь общественное мнение обманули — никогда эта сборная не была коллективом единомышленников, объединенным счастьем вечного похода к коммунизму под флагами пятнадцати республик-сестер...

— Там, где есть соперничество, глупо ожидать примеров большой и бескорыстной дружбы. Подковерная борьба была всегда, и Москва, понятно, диктовала свои условия. Не факт, что на чемпионат отправлялся самый сильный спортсмен.

— В интервью врача сборной страны того периода Сергея Сарсании прочитал, что зампред Спорткомитета СССР Анатолий Колесов поспособствовал включению в состав олимпийской сборной Союза на Олимпиаду в Москве штангиста из Молдавии и получил за это вагон черешни...
— Я бы этому не удивился. Ну а как еще мог попасть молдаванин в состав? Решать вопросы можно было на всех этажах — в Спорткомитете, с главным тренером, только было бы желание договориться. Что же касается меня, то я никогда никому ничего не возил. Зачем? Надо побеждать в честной борьбе. Обыграйте меня на помосте, и тогда соглашусь, что есть более достойные кандидаты на место в составе.
Наверное, это шло от воспитания. Я ведь как в тяжелую атлетику влюбился? Увидел в родном Червене в кинохронике перед фильмом сюжет о победе советского штангиста Аркадия Воробьева. Стоит мощный атлет, на грифе блины сверкают — с каждой стороны по три штуки... Ну как мальчишка может смотреть на такую картину равнодушно? После этого тоже захотелось железо тягать.

— И получалось это у вас довольно успешно — через шесть лет упорных тренировок попали в сборную СССР.
— Знаете, в тот период, как мне кажется, штангисты были как-то более открытыми и честными. А вот мое поколение и те, кто пришел за нами, уже были хуже. Не знаю почему. Может, конкуренция усилилась, все-таки в сборную хотели попасть все, и за первенство практически в любой весовой категории шла довольно жесткая борьба.
В сборной ко мне хорошо относились. Виктор Куренцов — кстати, наш земляк — поддерживал, тем более я не вел себя нагло. Скромненько, тихо. Петровичем называли с младых лет — ну не просто же так, наверное. Значит, нравился ребятам. Прямо в глаза правду говорил. Не стучал никогда — не любил это дело.

— Тараненко говорит, что любители все же находились...
— Юра Зайцев такой у нас был. Не самый сильный штангист, зато в другом себя проявлял. А это дело такое: в коллективе ничего не утаишь, один раз себя проявишь, другой — и все, нет к тебе доверия.

— Проучить?
— Ну а как? Темную устроить? Так потом выгонят из сборной — кому это надо было? Так, сухо общаешься. Конечно, если бы я оказался в его категории до 110 килограммов, то он от меня никуда бы не делся. Знаешь, о чем жалею? Что не набрал 100 килограммов, так и Тараненко можно было бы погонять.

— Ого.
— Да я сильный человек сам по себе. Просто в штангу пришел поздно, чуть ли не в 18 лет. Сейчас ранняя специализация, люди в это время уже серьезные результаты показывают. А это очень хорошо, когда с детства проходишь несколько весовых категорий. Каждая дает серьезный привес — по 50 кэгэ, а у меня по 80 прибавлялось. Да если разобраться, можно было и в супертяжи перейти.
Помню, полетели в США на матч Европа — Америка в 1975 году. Идем с Василием Алексеевым по городу, я и говорю: “Смотри, будешь издеваться над нами, наберу 115 кило и обыграю тебя”. Он мне кулак к носу: “Я тебе обыграю!” А я бы мог, да и Давид Ригерт тоже. Просто нам не давали вес набрать. Он 170 весил, а нам 110 набрать, и все — большой привет. Я бы 250 толкал свободно.
Вася Алексеев, следует признать, человеком был не самым комфортным. Это мягко говоря. Я с ним еще мог общаться, а вот с другими у него постоянно были конфликты. Он как-то сверху вниз на всех смотрел, с пренебрежением. Ну куда это годится? Мы все одна команда, все равны, и каждый прославляет страну в своей категории.
Как-то в Подольске фотоаппарат разбил пареньку, который его фотографировал. Да что аппарат, он в родных Шахтах одному штангисту во время драки челюсть сломал. Потом ему квартиру подарил.

— Однако.
— Мог себе позволить, наверное. Популярность была сумасшедшая, но и характер под стать. Очень заводной.

— Про вас тоже так говорили.
— Когда у меня что-то не получалось, был готов весь зал разорвать от злости. Потом успокаиваешься, включаешь голову и все становится на места. Но кураж нужен в любом случае. Я без него не мог. До сих пор, если честно, не люблю проигрывать. Если вышел на помост, то сражайся до конца.

— Вернусь к интервью Сарсании. Он сказал, что неробол, в начале 70-х еще не запрещенный, давал агрессивность и уверенность в своих силах. Но перед Олимпиадой 1972 года объявили, что в Мюнхене будут брать допинг-пробы, и тогдашний главный тренер сборной Алексей Медведев запретил употреблять этот популярный препарат. В итоге “забаранило” сразу четыре человека — в первую очередь из-за того, что пропала не физическая сила, а психологическая уверенность в себе.
— Может, из-за этого, а может, из-за другого. Мы не так давно встречались с Ригертом, и он сказал, уже со слов осведомленного человека, что мюнхенский помост был неровным, задняя его часть была на несколько сантиметров выше. Во время жима я все время сходил с места. Да и тренеры не очень правильно себя повели. Они меня как на танк с гранатой посылали. А надо было просто привести в чувство, по физиономии даже дать, что ли.
К тому же нас с Павловым еще до начала соревнований задергали. Мы до конца не знали, с каких весов начинаем. Сегодня одно совещание проходит — одни цифры утверждают, завтра следующее — уже новые веса.
Все дело было в норвежце Йенсене — нашем основном сопернике. Один из тренеров сборной побывал на его тренировке и нагнал на всех страху: мол, он такой сильный. Ну зачем нам это знать? Нам нужны тишина и спокойствие. А здесь сразу создается напряжение.
Впрочем, мы тоже были не идеальными — перед Олимпиадой на базе в Подольске практически все вечера проводили за картами. Медведев нас гонял, но куда там! Заняться было откровенно нечем, не в телевизор же пялиться — те, кто жил в ту пору в СССР, знают, что смотреть там было особо нечего.
Интересно, что все, кто играл, и получили нулевые оценки. Алексеев с Тальсом проиграли по 20-30 рублей и отказались, а я на полную катушку — вначале 500 выиграл, потом столько же проиграл. Когда в храпа играешь, всегда море эмоций, особенно у меня...

— Соперники по категории, думаю, тоже раздражали.
— Лично меня больше всего — Геннадий Иванченко: неприятный тип, так и хотелось лупануть ему по мозгам. Другой Гена, Бессонов, тоже мне не нравился — закладывал ребят будь здоров. Но динамовец — это уже призвание. А вот Борька Павлов был хороший человек, жаль, умер.

— От чего?
— Пил много... Ничего плохого в этой привычке нет, надо давать организму отдых. Однако когда уходишь в недельный запой, то это, конечно, здоровья никому не прибавляет. Петя Король — олимпийский чемпион, веселый парень, всю команду своими шутками до коликов в животе доводил. Но тоже запойный, мог на два-три дня выпасть из тренировочного процесса. Давид Ригерт тоже, прямо скажем, не святой...
Мы с ним как-то в историю попали — в 1977 году в Цахкадзоре на сборах. Уже после их окончания в аэропорту выпили, а друг Давида, врач, сцепился с водителем “Москвича”, который его случайно задел. Мы с Давидом в конфликте даже не участвовали, но так как были выпивши и вроде как в эпицентре оказались, нас дисквалифицировали на год.
Вообще с Ригертом мы дружили. Перед Олимпиадой в Москве договорились: чтобы никому не было обидно, разойдемся по разным весам — я в 90 кэгэ, а он в 100, выиграем и уйдем двукратными чемпионами. А на деле его загнали в 90, заставили худеть, и парень элементарно сломался от этой сгонки.
А я в 90 толкнул бы 240 кило, и все было бы хорошо.

— Так понимаю, руководство сборной опасалось молодого болгарина Александрова, потому и оттянуло в ваш вес Ригерта.
— Слушай, ну где сейчас тот Александров? Я сразу сказал, что это персонаж временный, и знал, что выиграю у него. В марте 1980-го на прикидке в Подольске я показал 392,5 килограмма, но на чемпионате Европы выступил не очень хорошо и занял второе место, уступив Александрову. Однако мне было понятно, что через два месяца болгарин попадет в яму. Так и случилось. Он занял второе место, а первым стал венгр Бацако с результатом 377,5 килограмма. У Ригерта была “баранка”...
На самом деле вмешалась политика — российская. Дескать, для белорусов два места слишком жирно будет. Хватит им одного Тарана. Титульная же нация получила Ригерта в 90 кэгэ и Никитина в 100. Впрочем, тот тоже золота не добыл, проиграл чеху Зарембе.

— А на кого в сборной можно было положиться?
— Ни на кого. (Смеется.) 1980 год. На утренней поверке объявляется состав на Олимпиаду из уст главного тренера Прилепина — его незадолго до Игр поставили. Меня в списке нет. И Султанчик Рахманов, мой друг, который сам с трудом попал благодаря первому секретарю украинского ЦК Щербицкому, спрашивает: “Почему Шария не взяли?” — “А это не ваши вопросы”.
Капитан команды Василий Алексеев — двукратный олимпийский чемпион и уважаемый человек — молчит. И на кого надеяться?

— Могли бы к ребятам или к тем же тренерам заранее подойти, упредить удар.
— Я сегодня себе больше нравлюсь, чем раньше. Тогда слишком скромный был. Вот в зале я смелел, а там... Не знаю почему.

— Белорусский характер.
— Терпимость, ага. Терпила. (Смеется.)

— У Алексеева Олимпиада тоже не пошла.
— Еще до Игр было видно, что он уже не боец. 170 и 230 — это был его потолок, какие там 440 кило? Понятно, что он о себе думал, куда там еще за меня впрягаться?

— Он сам себе тренер был?
— Вначале у Плюкфельдера занимался, а потом разошлись.

— Вы тоже с Павлом Зубрилиным расстались.
— Терпеть уже нельзя было. Он на тренировку выпившим приходил. Куда такое годится? А иногда вообще не являлся, потому и пришлось уйти. Да я и не жалею. Потом один тренировался, товарищ помогал. Но не хочу даже фамилию его называть. Враг...

— Какой у вас интересный вид спорта. С тренерами, говорят, выпивали...
— Слушай, когда взрослым человеком становишься, все бывает. В 1972 году после Игр такой стресс был, что жить не хотелось. Ходил к Гене Хасину в “Неман”, выпивал. С тренером тоже можно, но это раз в неделю, почему нет?

— Вообще-то ваши “баранки” были не самой большой трагедией.
— Захват израильтян в мюнхенской Олимпийской деревне имеешь в виду? Я ведь с нашим парнем — репатриантом из Минска — встречался за несколько дней до этого. Борец Марк Славин. Сам ко мне в деревне подошел. Узнал, наверное. Смурной он был почему-то, видимо, не адаптировался еще на новой родине или ностальгия нахлынула, когда земляка встретил. Расспрашивал все о Минске, как там да чего, фамилии тренеров по борьбе называл, вдруг они моими знакомыми окажутся.
Но мы, если честно, не очень много и пообщались. Знаешь, когда впереди соревнования, то думаешь только о них и в длинные разговоры не вступаешь. Пожелали друг другу удачи и разошлись. А потом видишь как получилось...
А я тогда на одной ноге мог выиграть... 540 хотел сделать в троеборье, установив четыре мировых рекорда. Силы вагон, а этот нелепый помост все прибил...

— Интересно, а кто же был самый сильный атлет в истории советской штанги?
— Звезд много было. Юрия Власова возьми — невероятно популярный спортсмен в свое время, просто не повезло ему, а так стал бы двукратным олимпийским чемпионом...

— Он на Жаботинского всю жизнь обижается, что тот переиграл его в Токио...
— На обиженных воду возят... Радуйся, что судьба тебе дала такой шанс. Кем бы ты стал вне спорта? Благодари судьбу, что все так получилось, и не живи вчерашним днем. Что касается Жаботинского, то он ленивый был, любил отдыхать, не трудяга. Может, потому что масса большая? 170 кило — это тебе не шутка.
Шарий ненадолго задумывается, решая, видимо, дать-таки однозначный ответ на мой вопрос и спустя две секунды выдает уже без сомнений:
— Юрик Варданян, наверное, самый великий. Да и по характеру отличный пацан.

— После окончания карьеры он уехал в США и в “Чикаго Буллс” тренировал Майкла Джордана, относившегося, как говорят, к армянскому атлету с большим почтением.
— Варданяна уважали все, кто хоть немного его знал. А про Джордана... Юрик кому хочешь мог бы ОФП поставить, он и сам был одарен невероятно. Хотя и трудяга тоже был выдающийся. Вот с таких надо брать пример.

— Что по Андрею Арямнову скажете?
— Хороший парень, добрый, честный, но делает много глупостей. После Олимпиады понесло его в другую сторону. Пьяным без прав ездил — ну как такое может быть? Ведь неоднократно предупреждали, но не понимал. У нашего поколения тоже бывали ребята, которые голову теряли от того, что становились свадебными генералами. Начинают приглашать на мероприятия, и заканчивается все, как у Воронина — нашего олимпийского чемпиона Монреаля в весовой категории 52 килограмма. Пил много, упал потом с балкона. А может, кто и помог...
Легко себя потерять, когда окружающие видят в тебе только чемпиона, с которым можно посидеть в компании, а завтра рассказать об этом друзьям и знакомым.

— Можно же было с Андреем как-то поговорить, наставить его на путь истинный.
— Для этого обстановка нужна. Невозможно так просто его прихватить. В бане вроде не то, в столовой тоже не самое удобное место. Не будешь же его тащить в сторону, надо чтобы все сложилось. Хотя ко мне он хорошо относится.

— Какое видите у него будущее?
— Если будет работать так, как раньше, то я в него верю, если... Ну что говорить...
А вообще смотри, все наши четыре олимпийских чемпиона могли стать трехкратными. Но почему-то не стали, хотя все хорошие и все были достойны. Как думаешь, почему такая несуразица случилась?

— Три пика оседлать невероятно тяжело, тем более в условиях жесточайшей конкуренции.
— В сборной Союза было трудно. Когда не все от тебя зависит, то легко можно потерять веру в человечество. Кругом интриги, а тебе надо голову сохранять холодной. И тренироваться: постоянно, каждый день по несколько часов. Нельзя слабину давать. Другие позволяли, даже великий Ригерт мог приехать на сбор разобранным. Я всегда этому удивлялся: как так? Себе позволить такое не мог, я ж периферийный, всегда надо было быть начеку, всегда в форме.
Чемпион обводит глазами тяжелоатлетический зал, в котором сидим уже почти час. Зал носит его имя — Клуб Валерия Шария. На входе объявление о наборе детей 2002-2003 годов рождения. Но мне кажется, что даже к олимпийскому чемпиону дети вряд ли валят гурьбой. Не те дети и не та жизнь, в которой самоутвердиться можно было только в спорте, чтобы выехать за рубеж и посмотреть, как там живут люди. С куда большим интересом дети и их родители пойдут в тренажерный зал размером раз в пять-десять больше, где одних тренажеров только десятки. А здесь всего один, остальное в соответствии с аскетичным бытом штангистов еще советских времен — стойки, скамейки, грифы да блины, совсем как в старом фильме про Аркадия Воробьева.
Впрочем, по нынешним временам свой клуб иметь тоже неплохо.
— За него хочу сказать спасибо бывшему исполнительному директору представительства НОКа по Минской области Геннадию Кецко — с его легкой руки все закрутилось. Гена — мир его праху — был человеком отличным и организатором выдающимся. Мы, считай, все города столичной области объехали своей спортивной компанией — вместе с Мариной Лобач, Ромуальдом Климом и Олегом Логвиным.
Никакой прибыли зал, конечно, не приносит, но смысл-то не в этом. Мы здесь пять мастеров спорта подготовили и десяток кандидатов. Но ручеек иссякает, если честно. Хотя есть мальчик 16 лет, похож на меня. Хочет тренироваться. Сейчас в категории 62 килограмма, потом в 69 перейдет, затем в 77 и так дальше. Мясо быстро нарастет, тем более у него уже рост будь здоров.

— А как ваше здоровье?
— Суставы беспокоят, но это болезнь штангистов. Куренцов в Москве из-за этого только по квартире и может передвигаться. Так что я по сравнению с ним еще ого-го какой здоровый.
Я же три “Европы” и один “мир” по ветеранам выиграл. В конце 90-х в пауэрлифтинге почти 800 набирал, в 2009-2010 годах был чемпионом мира в поднятии гири. 42 раза за минуту рвал пудовик. Там по идее много темповых упражнений, но десять минут или полчаса с гирей мучиться не хочется, легкие запросто можно выплюнуть. Меня приятель приобщил к стрельбе из лука. Так вот на расстоянии 18 метров я выбиваю 260 очков, а 280 — это же мастерский норматив.

— Ну что здесь можно сказать. Вы человек с движком, причем высокого качества.
Шарий загадочно улыбается, словно опытный рассказчик в предчувствии нового поворота темы, и достает из кармана смартфон.
— Смотри. Я два старых “Москвича” отреставрировал и продал. Теперь за “Победу” взялся, правда, ее для себя буду делать. В два цвета покрашу, вообще машинка будет как с иголочки: все-таки своими руками много чего умею. Потом увидишь, как все получится, а пока работы на начальном этапе. Но мост новый уже поставил. Сдать же машину под ключ планирую через два года, как раз к юбилею Великого Октября.

...Он смотрит хитро, проверяя, понимаю ли я его иронию да и знаю ли вообще, что в 2017-м ему исполнится аккурат 70.
Мы вместе просматриваем телефонный фотоальбом, где, по сути, зафиксирована вся его жизнь: дети, внуки, друзья, зал и, конечно, счастливые моменты побед. На сканированных черно- белых фотографиях Валерий Шарий ослепительно молод и невероятно силен.
Впрочем, ничего не изменилось и сейчас. Он по-прежнему богатырь, кажется, с нулем килограммов лишнего веса. Я выключаю диктофон, а спустя мгновение пустынный зал наполняется говором пришедших на тренировку молодых ребят. Здороваясь с чемпионом, они деловито уточняют, с каким весом лучше начинать разминку...

Читать полностью: http://www.pressball.by/articles/author/shurko/91133

Золотая гвардия. Валерий Шарий: мог бы и Алексеева обыграть. Если бы дали.

 

Валерий ШАРИЙ, знаю, будет вспоминать о своей неудачной Олимпиаде 1972 года, после которой не было бы и триумфа в Монреале четыре года спустя, когда белорусский богатырь завоевал золото в турнире тяжелоатлетов в весовой категории до 82,5 кг.

Во всех интервью, данных моим коллегам устами Валерия Петровича, Мюнхен-72 неизменно окрашивается черным цветом с разного рода серыми оттенками — кажется, неоднократный рекордсмен мира каждый раз переживает тот провал заново. Наверное, правильно говорят, что неудачи всегда запоминаются лучше успехов. Ведь при ином раскладе они тоже могли бы стать источником исключительно приятных воспоминаний. Эх, на самом деле, как славно было бы, если бы он действительно стал трехкратным олимпийским чемпионом! А ведь мог. Равно как и все его три товарища по сборной Беларуси, в разные годы поднимавшиеся на вершину олимпийского пьедестала. Эта мысль приходит в голову моему собеседнику в конце интервью, и он, кажется, сам был бы очень рад этому благоприятному раскладу. Для первого вопроса у меня припасена цитата из интервью Леонида Тараненко, в котором тот рассказывает историю из жизни сборной СССР, после которой понимаешь: и здесь общественное мнение обманули — никогда эта сборная не была коллективом единомышленников, объединенным счастьем вечного похода к коммунизму под флагами пятнадцати республик-сестер...

— Там, где есть соперничество, глупо ожидать примеров большой и бескорыстной дружбы. Подковерная борьба была всегда, и Москва, понятно, диктовала свои условия. Не факт, что на чемпионат отправлялся самый сильный спортсмен.

— В интервью врача сборной страны того периода Сергея Сарсании прочитал, что зампред Спорткомитета СССР Анатолий Колесов поспособствовал включению в состав олимпийской сборной Союза на Олимпиаду в Москве штангиста из Молдавии и получил за это вагон черешни...

— Я бы этому не удивился. Ну а как еще мог попасть молдаванин в состав? Решать вопросы можно было на всех этажах — в Спорткомитете, с главным тренером, только было бы желание договориться. Что же касается меня, то я никогда никому ничего не возил. Зачем? Надо побеждать в честной борьбе. Обыграйте меня на помосте, и тогда соглашусь, что есть более достойные кандидаты на место в составе. Наверное, это шло от воспитания. Я ведь как в тяжелую атлетику влюбился? Увидел в родном Червене в кинохронике перед фильмом сюжет о победе советского штангиста Аркадия Воробьева. Стоит мощный атлет, на грифе блины сверкают — с каждой стороны по три штуки... Ну как мальчишка может смотреть на такую картину равнодушно? После этого тоже захотелось железо тягать.

— И получалось это у вас довольно успешно — через шесть лет упорных тренировок попали в сборную СССР.

 — Знаете, в тот период, как мне кажется, штангисты были как-то более открытыми и честными. А вот мое поколение и те, кто пришел за нами, уже были хуже. Не знаю почему. Может, конкуренция усилилась, все-таки в сборную хотели попасть все, и за первенство практически в любой весовой категории шла довольно жесткая борьба. В сборной ко мне хорошо относились. Виктор Куренцов — кстати, наш земляк — поддерживал, тем более я не вел себя нагло. Скромненько, тихо. Петровичем называли с младых лет — ну не просто же так, наверное. Значит, нравился ребятам. Прямо в глаза правду говорил. Не стучал никогда — не любил это дело.

 — Тараненко говорит, что любители все же находились...

— Юра Зайцев такой у нас был. Не самый сильный штангист, зато в другом себя проявлял. А это дело такое: в коллективе ничего не утаишь, один раз себя проявишь, другой — и все, нет к тебе доверия.

— Проучить?

— Ну а как? Темную устроить? Так потом выгонят из сборной — кому это надо было? Так, сухо общаешься. Конечно, если бы я оказался в его категории до 110 килограммов, то он от меня никуда бы не делся. Знаешь, о чем жалею? Что не набрал 100 килограммов, так и Тараненко можно было бы погонять.

 — Ого.

— Да я сильный человек сам по себе. Просто в штангу пришел поздно, чуть ли не в 18 лет. Сейчас ранняя специализация, люди в это время уже серьезные результаты показывают. А это очень хорошо, когда с детства проходишь несколько весовых категорий. Каждая дает серьезный привес — по 50 кэгэ, а у меня по 80 прибавлялось. Да если разобраться, можно было и в супертяжи перейти. Помню, полетели в США на матч Европа — Америка в 1975 году. Идем с Василием Алексеевым по городу, я и говорю: “Смотри, будешь издеваться над нами, наберу 115 кило и обыграю тебя”. Он мне кулак к носу: “Я тебе обыграю!” А я бы мог, да и Давид Ригерт тоже. Просто нам не давали вес набрать. Он 170 весил, а нам 110 набрать, и все — большой привет. Я бы 250 толкал свободно. Вася Алексеев, следует признать, человеком был не самым комфортным. Это мягко говоря. Я с ним еще мог общаться, а вот с другими у него постоянно были конфликты. Он как-то сверху вниз на всех смотрел, с пренебрежением. Ну куда это годится? Мы все одна команда, все равны, и каждый прославляет страну в своей категории. Как-то в Подольске фотоаппарат разбил пареньку, который его фотографировал. Да что аппарат, он в родных Шахтах одному штангисту во время драки челюсть сломал. Потом ему квартиру подарил.

— Однако.

— Мог себе позволить, наверное. Популярность была сумасшедшая, но и характер под стать. Очень заводной.

 — Про вас тоже так говорили.

— Когда у меня что-то не получалось, был готов весь зал разорвать от злости. Потом успокаиваешься, включаешь голову и все становится на места. Но кураж нужен в любом случае. Я без него не мог. До сих пор, если честно, не люблю проигрывать. Если вышел на помост, то сражайся до конца.

— Вернусь к интервью Сарсании. Он сказал, что неробол, в начале 70-х еще не запрещенный, давал агрессивность и уверенность в своих силах. Но перед Олимпиадой 1972 года объявили, что в Мюнхене будут брать допинг-пробы, и тогдашний главный тренер сборной Алексей Медведев запретил употреблять этот популярный препарат. В итоге “забаранило” сразу четыре человека — в первую очередь из-за того, что пропала не физическая сила, а психологическая уверенность в себе.

— Может, из-за этого, а может, из-за другого. Мы не так давно встречались с Ригертом, и он сказал, уже со слов осведомленного человека, что мюнхенский помост был неровным, задняя его часть была на несколько сантиметров выше. Во время жима я все время сходил с места. Да и тренеры не очень правильно себя повели. Они меня как на танк с гранатой посылали. А надо было просто привести в чувство, по физиономии даже дать, что ли. К тому же нас с Павловым еще до начала соревнований задергали. Мы до конца не знали, с каких весов начинаем. Сегодня одно совещание проходит — одни цифры утверждают, завтра следующее — уже новые веса. Все дело было в норвежце Йенсене — нашем основном сопернике. Один из тренеров сборной побывал на его тренировке и нагнал на всех страху: мол, он такой сильный. Ну зачем нам это знать? Нам нужны тишина и спокойствие. А здесь сразу создается напряжение. Впрочем, мы тоже были не идеальными — перед Олимпиадой на базе в Подольске практически все вечера проводили за картами. Медведев нас гонял, но куда там! Заняться было откровенно нечем, не в телевизор же пялиться — те, кто жил в ту пору в СССР, знают, что смотреть там было особо нечего. Интересно, что все, кто играл, и получили нулевые оценки. Алексеев с Тальсом проиграли по 20-30 рублей и отказались, а я на полную катушку — вначале 500 выиграл, потом столько же проиграл. Когда в храпа играешь, всегда море эмоций, особенно у меня...

 — Соперники по категории, думаю, тоже раздражали.

— Лично меня больше всего — Геннадий Иванченко: неприятный тип, так и хотелось лупануть ему по мозгам. Другой Гена, Бессонов, тоже мне не нравился — закладывал ребят будь здоров. Но динамовец — это уже призвание. А вот Борька Павлов был хороший человек, жаль, умер.

— От чего?

— Пил много... Ничего плохого в этой привычке нет, надо давать организму отдых. Однако когда уходишь в недельный запой, то это, конечно, здоровья никому не прибавляет. Петя Король — олимпийский чемпион, веселый парень, всю команду своими шутками до коликов в животе доводил. Но тоже запойный, мог на два-три дня выпасть из тренировочного процесса. Давид Ригерт тоже, прямо скажем, не святой... Мы с ним как-то в историю попали — в 1977 году в Цахкадзоре на сборах. Уже после их окончания в аэропорту выпили, а друг Давида, врач, сцепился с водителем “Москвича”, который его случайно задел. Мы с Давидом в конфликте даже не участвовали, но так как были выпивши и вроде как в эпицентре оказались, нас дисквалифицировали на год. Вообще с Ригертом мы дружили. Перед Олимпиадой в Москве договорились: чтобы никому не было обидно, разойдемся по разным весам — я в 90 кэгэ, а он в 100, выиграем и уйдем двукратными чемпионами. А на деле его загнали в 90, заставили худеть, и парень элементарно сломался от этой сгонки. А я в 90 толкнул бы 240 кило, и все было бы хорошо.

— Так понимаю, руководство сборной опасалось молодого болгарина Александрова, потому и оттянуло в ваш вес Ригерта.

— Слушай, ну где сейчас тот Александров? Я сразу сказал, что это персонаж временный, и знал, что выиграю у него. В марте 1980-го на прикидке в Подольске я показал 392,5 килограмма, но на чемпионате Европы выступил не очень хорошо и занял второе место, уступив Александрову. Однако мне было понятно, что через два месяца болгарин попадет в яму. Так и случилось. Он занял второе место, а первым стал венгр Бацако с результатом 377,5 килограмма. У Ригерта была “баранка”... На самом деле вмешалась политика — российская. Дескать, для белорусов два места слишком жирно будет. Хватит им одного Тарана. Титульная же нация получила Ригерта в 90 кэгэ и Никитина в 100. Впрочем, тот тоже золота не добыл, проиграл чеху Зарембе.

— А на кого в сборной можно было положиться?

— Ни на кого. (Смеется.) 1980 год. На утренней поверке объявляется состав на Олимпиаду из уст главного тренера Прилепина — его незадолго до Игр поставили. Меня в списке нет. И Султанчик Рахманов, мой друг, который сам с трудом попал благодаря первому секретарю украинского ЦК Щербицкому, спрашивает: “Почему Шария не взяли?” — “А это не ваши вопросы”. Капитан команды Василий Алексеев — двукратный олимпийский чемпион и уважаемый человек — молчит. И на кого надеяться?

— Могли бы к ребятам или к тем же тренерам заранее подойти, упредить удар.

— Я сегодня себе больше нравлюсь, чем раньше. Тогда слишком скромный был. Вот в зале я смелел, а там... Не знаю почему.

— Белорусский характер.

 — Терпимость, ага. Терпила. (Смеется.)

— У Алексеева Олимпиада тоже не пошла.

— Еще до Игр было видно, что он уже не боец. 170 и 230 — это был его потолок, какие там 440 кило? Понятно, что он о себе думал, куда там еще за меня впрягаться?

— Он сам себе тренер был?

— Вначале у Плюкфельдера занимался, а потом разошлись.

— Вы тоже с Павлом Зубрилиным расстались.

— Терпеть уже нельзя было. Он на тренировку выпившим приходил. Куда такое годится? А иногда вообще не являлся, потому и пришлось уйти. Да я и не жалею. Потом один тренировался, товарищ помогал. Но не хочу даже фамилию его называть. Враг...

— Какой у вас интересный вид спорта. С тренерами, говорят, выпивали...

— Слушай, когда взрослым человеком становишься, все бывает. В 1972 году после Игр такой стресс был, что жить не хотелось. Ходил к Гене Хасину в “Неман”, выпивал. С тренером тоже можно, но это раз в неделю, почему нет?

— Вообще-то ваши “баранки” были не самой большой трагедией.

— Захват израильтян в мюнхенской Олимпийской деревне имеешь в виду? Я ведь с нашим парнем — репатриантом из Минска — встречался за несколько дней до этого. Борец Марк Славин. Сам ко мне в деревне подошел. Узнал, наверное. Смурной он был почему-то, видимо, не адаптировался еще на новой родине или ностальгия нахлынула, когда земляка встретил. Расспрашивал все о Минске, как там да чего, фамилии тренеров по борьбе называл, вдруг они моими знакомыми окажутся. Но мы, если честно, не очень много и пообщались. Знаешь, когда впереди соревнования, то думаешь только о них и в длинные разговоры не вступаешь. Пожелали друг другу удачи и разошлись. А потом видишь как получилось... А я тогда на одной ноге мог выиграть... 540 хотел сделать в троеборье, установив четыре мировых рекорда. Силы вагон, а этот нелепый помост все прибил...

— Интересно, а кто же был самый сильный атлет в истории советской штанги?

— Звезд много было. Юрия Власова возьми — невероятно популярный спортсмен в свое время, просто не повезло ему, а так стал бы двукратным олимпийским чемпионом...

— Он на Жаботинского всю жизнь обижается, что тот переиграл его в Токио...

— На обиженных воду возят... Радуйся, что судьба тебе дала такой шанс. Кем бы ты стал вне спорта? Благодари судьбу, что все так получилось, и не живи вчерашним днем. Что касается Жаботинского, то он ленивый был, любил отдыхать, не трудяга. Может, потому что масса большая? 170 кило — это тебе не шутка. Шарий ненадолго задумывается, решая, видимо, дать-таки однозначный ответ на мой вопрос и спустя две секунды выдает уже без сомнений: — Юрик Варданян, наверное, самый великий. Да и по характеру отличный пацан.

— После окончания карьеры он уехал в США и в “Чикаго Буллс” тренировал Майкла Джордана, относившегося, как говорят, к армянскому атлету с большим почтением.

— Варданяна уважали все, кто хоть немного его знал. А про Джордана... Юрик кому хочешь мог бы ОФП поставить, он и сам был одарен невероятно. Хотя и трудяга тоже был выдающийся. Вот с таких надо брать пример.

— Что по Андрею Арямнову скажете?

— Хороший парень, добрый, честный, но делает много глупостей. После Олимпиады понесло его в другую сторону. Пьяным без прав ездил — ну как такое может быть? Ведь неоднократно предупреждали, но не понимал. У нашего поколения тоже бывали ребята, которые голову теряли от того, что становились свадебными генералами. Начинают приглашать на мероприятия, и заканчивается все, как у Воронина — нашего олимпийского чемпиона Монреаля в весовой категории 52 килограмма. Пил много, упал потом с балкона. А может, кто и помог... Легко себя потерять, когда окружающие видят в тебе только чемпиона, с которым можно посидеть в компании, а завтра рассказать об этом друзьям и знакомым.

— Можно же было с Андреем как-то поговорить, наставить его на путь истинный.

 — Для этого обстановка нужна. Невозможно так просто его прихватить. В бане вроде не то, в столовой тоже не самое удобное место. Не будешь же его тащить в сторону, надо чтобы все сложилось. Хотя ко мне он хорошо относится.

— Какое видите у него будущее?

— Если будет работать так, как раньше, то я в него верю, если... Ну что говорить... А вообще смотри, все наши четыре олимпийских чемпиона могли стать трехкратными. Но почему-то не стали, хотя все хорошие и все были достойны. Как думаешь, почему такая несуразица случилась?

— Три пика оседлать невероятно тяжело, тем более в условиях жесточайшей конкуренции.

— В сборной Союза было трудно. Когда не все от тебя зависит, то легко можно потерять веру в человечество. Кругом интриги, а тебе надо голову сохранять холодной. И тренироваться: постоянно, каждый день по несколько часов. Нельзя слабину давать. Другие позволяли, даже великий Ригерт мог приехать на сбор разобранным. Я всегда этому удивлялся: как так? Себе позволить такое не мог, я ж периферийный, всегда надо было быть начеку, всегда в форме. Чемпион обводит глазами тяжелоатлетический зал, в котором сидим уже почти час. Зал носит его имя — Клуб Валерия Шария. На входе объявление о наборе детей 2002-2003 годов рождения. Но мне кажется, что даже к олимпийскому чемпиону дети вряд ли валят гурьбой. Не те дети и не та жизнь, в которой самоутвердиться можно было только в спорте, чтобы выехать за рубеж и посмотреть, как там живут люди. С куда большим интересом дети и их родители пойдут в тренажерный зал размером раз в пять-десять больше, где одних тренажеров только десятки. А здесь всего один, остальное в соответствии с аскетичным бытом штангистов еще советских времен — стойки, скамейки, грифы да блины, совсем как в старом фильме про Аркадия Воробьева. Впрочем, по нынешним временам свой клуб иметь тоже неплохо.

— За него хочу сказать спасибо бывшему исполнительному директору представительства НОКа по Минской области Геннадию Кецко — с его легкой руки все закрутилось. Гена — мир его праху — был человеком отличным и организатором выдающимся. Мы, считай, все города столичной области объехали своей спортивной компанией — вместе с Мариной Лобач, Ромуальдом Климом и Олегом Логвиным. Никакой прибыли зал, конечно, не приносит, но смысл-то не в этом. Мы здесь пять мастеров спорта подготовили и десяток кандидатов. Но ручеек иссякает, если честно. Хотя есть мальчик 16 лет, похож на меня. Хочет тренироваться. Сейчас в категории 62 килограмма, потом в 69 перейдет, затем в 77 и так дальше. Мясо быстро нарастет, тем более у него уже рост будь здоров.

— А как ваше здоровье?

— Суставы беспокоят, но это болезнь штангистов. Куренцов в Москве из-за этого только по квартире и может передвигаться. Так что я по сравнению с ним еще ого-го какой здоровый. Я же три “Европы” и один “мир” по ветеранам выиграл. В конце 90-х в пауэрлифтинге почти 800 набирал, в 2009-2010 годах был чемпионом мира в поднятии гири. 42 раза за минуту рвал пудовик. Там по идее много темповых упражнений, но десять минут или полчаса с гирей мучиться не хочется, легкие запросто можно выплюнуть. Меня приятель приобщил к стрельбе из лука. Так вот на расстоянии 18 метров я выбиваю 260 очков, а 280 — это же мастерский норматив.

— Ну что здесь можно сказать. Вы человек с движком, причем высокого качества.

Шарий загадочно улыбается, словно опытный рассказчик в предчувствии нового поворота темы, и достает из кармана смартфон. — Смотри. Я два старых “Москвича” отреставрировал и продал. Теперь за “Победу” взялся, правда, ее для себя буду делать. В два цвета покрашу, вообще машинка будет как с иголочки: все-таки своими руками много чего умею. Потом увидишь, как все получится, а пока работы на начальном этапе. Но мост новый уже поставил. Сдать же машину под ключ планирую через два года, как раз к юбилею Великого Октября.

...Он смотрит хитро, проверяя, понимаю ли я его иронию да и знаю ли вообще, что в 2017-м ему исполнится аккурат 70. Мы вместе просматриваем телефонный фотоальбом, где, по сути, зафиксирована вся его жизнь: дети, внуки, друзья, зал и, конечно, счастливые моменты побед. На сканированных черно- белых фотографиях Валерий Шарий ослепительно молод и невероятно силен. Впрочем, ничего не изменилось и сейчас. Он по-прежнему богатырь, кажется, с нулем килограммов лишнего веса. Я выключаю диктофон, а спустя мгновение пустынный зал наполняется говором пришедших на тренировку молодых ребят. Здороваясь с чемпионом, они деловито уточняют, с каким весом лучше начинать разминку...

Сергей Щурко

Читать полностью: http://www.pressball.by/articles/author/shurko/91133

Обсуждение в форуме