МЫ БУДЕМ ПЕРВЫМИ

— Дорогой Женя, пожалуйста, разреши задать нескромный вопрос, который касается твоей фамилии. Есть дотошные люди, и они намекают и даже утверждают, что ты — сын небезызвестного предателя-разведчика, мол, поэтому твоя карьера такая удачная. Так ли это?

— Ох, Аршак, к горести, я уже «перестрадал» нелепые домыслы. Раз так, то придётся рассказать. Я мечтал потренироваться с Юрием Власовым. Он доброжелательно ответил, что не возражает разделить «железные труды» с коллегой по грифу, но предложил представиться. «Как звать-величать изволите, уважаемый? Откуда будете и в каком воинском звании пребываете?» — с улыбкой спросил меня капитан Власов. Я вкратце изложил свои анкетные данные. Из моего «устного досье» великого атлета прежде всего тоже заинтересовала моя фамилия. Несколько высокопарно он пояснил: «Знаменитая у тебя фамилия — Пеньковский! По аналогии антиподов, у меня тоже не лучше — Власов! Помнишь? Во время Великой Отечественной этот вояка фашистам продался с потрохами. Но я от грязи свою фамилию победами отмыл! Теперь её никто не ассоциирует с предателем — генералом Власовым и его приспешниками-«власовцами». Так что и тебе, Евгений, желаю успеха в «отмывании» пока не очень прекрасной фамилии — Пеньковский».

В ту пору был развенчан предатель-разведчик Олег Пеньковский. Очень странно, почему-то мало кто вспоминает поэта и музыканта Льва Пеньковского с его романсами, которые он сочинил в начале прошлого века. Совсем не ведают о генерале армии Валентине Пеньковском — первом заместителе министра обороны страны при маршале Родионе Яковлевиче Малиновском. Поведал Юрию Власову о том, что мой хороший знакомый писатель Юлиан Семёнов говорил мне, что будто бы в недрах архивов наших спецслужб есть документ следующего содержания. И я громко заговорил сухим, официальным языком: «ЦРУ — в адрес руководства КГБ. Убедительно просим вас передать Правительству России нашу просьбу — внимательно и с участием отнестись к предательству резидента русской разведки в Америке и других странах НАТО Олега Пеньковского. Он, на наш взгляд, своими преднамеренными действиями предотвратил третью мировую войну...» Кроме того, высказался, что я лично против реабилитации моего однофамильца — полковника Пеньковского, ибо путём предательства нельзя не только созидать новое, но и невозможно даже попытаться примирить русских и американцев во взглядах на проблемы геополитики. Притом убеждён, что предатель всегда душепродавец и даже лицемер. А ещё 16-й президент США Авраам Линкольн утверждал, что лицемер — это человек, убивший своих родителей... и просящий снисхождения на основании того, что он сирота! Юрий Власов согласился с таким ответом и сказал: «Ну ты, Евгений, даёшь! Дался тебе этот Пеньковский! Тьфу на него! Надеюсь и верю, что твои успехи в штанге не за горами». И протянул руку. И мы начали тренировку — зазвенело «железо». Между подходами к снарядам продолжили беседу.

«А вы знаете, Юрий Петрович, что фамилия старшего лейтенанта Жаботинского тянет за собой целый шлейф преступлений сионизма? Только он идёт не от Леонида, а от Владимира Жаботинского. В честь которого, как одного из основоположников сионизма, названы центральные улицы во многих городах и весях Израиля, в том числе и в Тель-Авиве».

«Как-то не соотносятся их фамилии, но аналогия любопытна! Спасибо, поручик, за информацию!» — сказал Юрий Власов. И мы рассмеялись. С лёгкой руки меня в команде тяжелоатлетов стали величать «поручик». Против красивого исторического воинского звания я не возражал. А вот родственников вышеназванных никогда не имел!..

— Хочу вернуться к нашей беседе — воспоминаниям «былых сражений». Сколько талантливых спортсменов, писателей покалечила жизнь, и они исчезли в пучине времени. Знаешь, Евгений, в команде, в которой я тренировался, был белокурый улыбчивый красавец, ну, честное слово, земной Аполлон, тяж Николай Мироненко. Помимо могучей силы он обладал незаурядным талантом — вдохновенно писал картины, портреты... В 1965 году стал чемпионом страны, рекордсменом... Как-то неожиданно переехал в Москву, следы его затерялись... Я понимаю, век спортивный недолог. Рано или поздно заканчивается. Тогда прощай, большой помост! Начинаются сложные житейские проблемы. Такой процесс для атлетов проходит достаточно болезненно, порой случаются вещи драматичные. Наткнулся я как-то на сапожную будку, где приколачивал подковки на обувь бывший популярный футболист, и стало грустно. Ты, может быть, знаешь, как сложилась судьба Коли Мироненко?

— У твоего земляка, своенравного силача Николая, были приключения по службе. После окончания военного вуза распределился Мироненко преподавателем в одну из московских академий. Восхитил товарищей своим умением рисовать и ваять скульптуры. Через год прошла его первая художественная выставка в офицерском клубе, затем вторая. Снова заговорили о чемпионе по большому счёту, теперь уже как о живописце. И всё было бы здорово, если бы не такой случай. Начальнику Военной академии Герою Советского Союза маршалу бронетанковых войск Олегу Лосику в тот год должно было исполниться 60 лет. Разумеется, все службы готовились к юбилею. Не мог остаться в стороне и Мироненко, наш доморощенный художник. Задумал нарисовать портрет маршала. Держал свои намерения в тайне. Рисовал по фотографиям и по памяти. Иногда, спрятавшись за портьерой, с разрешения порученца наблюдал за поведением маршала во время обеда. Лицо известного военачальника удалось на славу. Ювелирно были выписаны ордена и медали на груди. Но, прежде чем представить портрет на всеобщее обозрение, съездил майор Мироненко в студию имени Грекова. Маститые живописцы удивились блестящей работе любителя. И в знак признательности подарили богатырю богемную раму. Слух о художественном сюрпризе дошёл до начальника кафедры. И он вызвал художника. «А ну-ка, Мироненко, что ты там намалевал?» — командирским голосом пробасил полковник.

Николай развернул холст. Полковник обомлел, почему-то встал по стойке смирно.

«Надо же, маршал — как живой! А лицо какое молодое! Здесь ему, пожалуй, на вид лет сорок, а то и меньше. Мда-а! Вот это работа! Ты теперь для меня, Коля, и Налбандян, и Шилов! Молодец! Хвалю!»

«Рад стараться!» — ответил шутливо автор, выяснив у начальника, когда будет чествование маршала. Полковник сказал, что торжественная часть состоится завтра в 15.00, а банкет в 19 часов.

На другой день утром начальник, обуреваемый страстями, взломал шкаф, выкрал картину и преподнёс маршалу от своего имени, сказав, что портрет сделан по его просьбе известным художником за большие деньги.

В тот же день Мироненко обнаружил пропажу.

«Кому понадобилось красть портрет?» — заорал силач, так  что, показалось, закачались люстры и задрожали стены. Товарищи офицеры молча отвели взгляды в сторону. Пришлось начальнику признаться в содеянном. На Руси говорят, что простота человека к Богу приводит. А тяжёлого на руку Николая Мироненко простота привела к челюсти картино­крада в полковничьих погонах. С оглушительным рёвом «Будешь лукавить, скотина, так чёрт задавит!» он пошёл на вороватого начальника, словно лев на буйвола. Разъярённого живописца утихомирили кое-как и отправили на гауптвахту, а нечистого на руку офицера в тяжёлом состоянии отвезли в госпиталь. После «бури» последовало служебное разбирательство. Защитить «правдоруба» не смогли. В жизни начальник всегда оказывается прав. А «Васька Буслаев», отсидев «на губе» десять суток, был заклеймён судом офицерской чести и без почестей «втихую» отправлен на заслуженный отдых... Так ушёл с помоста твой земляк!..

— Да, Евгений, так шутить с богатырями нельзя. Они умеют постоять за себя. Вспоминаю Ростов-папу. Наш общий друг рекордсмен мира Виктор Лях пригласил меня в ресторан «Южный». Мы хорошо после тренировки поужинали, немного выпили винца благородного. Видимо, официанту не понравилось, что Виктор съел четыре солянки, четыре вторых, выпил десять компотов... Он презрительно ухмыльнулся и настучал куда надо. Когда вышли из ресторана, нас ждал «чёрный воронок». Менты скрутили и посадили меня в кузов, но Виктор ухватился за задний бампер и не позволил увезти в кутузку. Удерживал, пока не появился военный патруль. Вот какую «хохму» свершил донской богатырь!..

— Я даже слышал эту легенду, когда выступал у тебя на родине на первенстве страны. Могу продолжить эпизод, который касается наших «дядей Стёп». В те годы было модным состоять в комсомольской дружине, которая содействовала милиции. Помогали стражам правопорядка охранять покой граждан на улицах. Не буду называть фамилию. Морозным вечером, будучи студентом одного из столичных вузов, супертяжеловес, восходящая звезда спорта, кандидат в национальную сборную страны по штанге дежурил. Ему было поручено патрулирование вблизи обкома комсомола. В тот день комсомольские работники торжественно провожали своего первого секретаря на должность инструктора Отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС в Москву. Никто из дружинников не ведал, что на третьем этаже идеологического здания идёт прощальный банкет в честь, быть может, будущего крупного партийного функционера. Время позднее. Дружинники озябли. Проголодались. И попросили тяжеловеса сбегать в продовольственный магазин, чтобы купить на скудные студенческие деньги молока и батон хлеба. Но тут из распахнутого окна упала чуть ли не на головы лакированная туфелька на шпильке. Изнутри прекрасной обуви неслись запахи шампанского. Узкий носик был испачкан чёрной зернистой икрой. «Ну и дела!» — подумал тяжеловес. Поднял туфельку и вошёл в здание, чтобы отыскать владелицу «хрустального башмачка». Но путь «принца» преградил стражник в милицейской форме и с пистолетом Макарова в руке. Абсолютно не думая, полагаясь на рефлекс самообороны, дружинник мощным ударом ногой в пах поверг милиционера на пол. Разгневанный, понёсся на третий этаж, выбил плечом двери актового зала. Увиденная им картина потрясла воображение голодного студента. Полуобнажённые и измазанный чёрной икрой комсомолки при виде незнакомца заверещали. А их бравые коллеги практически в костюмах от Адама, но при трусах и галстуках, буквально онемели. Рядовые идеологические бойцы шустро укрылись за портьерами. Некоторые вожаки не стушевались. Вошедший дружинник, державший туфельку «Золушки», вызвал бурю негодования. Виновник торжества решительно указал самозванцу на порог! Не успел жаждущий справедливости атлет возмутиться, как приблизилась очаровательная девушка, прошептав: «Большое спасибо». Она поцеловала уличного рыцаря, надела туфельку на стройную ногу и исчезла. «Принц» разомлел, расчувствовался, даже забыл о голоде. Но обилие мясных и рыбных деликатесов вызвало сильное слюновыделение. А стоящие в метре от него двухкилограммовые банки с чёрной икрой заставили гиганта достать пакет и складывать в него понравившиеся яства. Не забыл положить пару банок с икоркой. Разгипнотизированные комвожди стали орать: «Вон отсюда, грязная свинья!» Грязные комплименты дружинник пропускал мимо ушей — поди, не царского рода-племени. Но после того, как новый первый секретарь, подойдя сзади, ударил пришельца стулом по голове, тот схватил обидчика за галстук и выбросил его в то самое окно, откуда выпала туфелька. Благо секретарскую жизнь спас сугроб на цветочной клумбе.

Да, Аршак, согласен с тобой: с великой силой поосторожней надо быть...

— До сих пор любители «железной игры» не могут понять, как опытный боец Василий Алексеев опозорился на Московской олимпиаде, не подняв начальный вес в рывке, который в былые времена был ему по плечу. Мы же все надеялись, что кумир миллионов станет трёхкратным чемпионом! Ты был близок ко всем великим атлетам. Можешь уже как тренер объяснить провальное выступление легендарного «Большого», как его окрестили на Западе?

— Тысячи поклонников штанги осаждали Дворец спорта «Измайлово», когда началось сражение за титул самого сильного в мире. Никто не знал, на что способен Василий. Свидетелем трагедии Алексеева была вся планета. Что же помешало ему выступить успешно? Почему он проиграл? Нет никаких сомнений, что физически подготовился превосходно. Иначе зачем рискнул вступить в борьбу за золотую медаль? Но богатырь не учёл один важный момент — после длительного перерыва атлеты теряют чувство помоста. Два года Алексеев не участвовал ни в больших, ни в малых турнирах, старался сохранить себя для Московский олимпиады, чтобы могуче «выстрелить». И это было его роковой ошибкой. Хотя среди обывателей ходит молва, что в разминочном зале, готовясь к первому выходу, Алексеев пожаловался своему опекуну — тренеру сборной СССР Александру Рыкову на вялость и сонливость. Рыков дал ему выпить какой-то жидкости, сказав при этом, что накануне напиток здорово взбодрил Леонида Тараненко, который сумел в толчковом упражнении не только отыграть у болгарина Христова проигранное в рывке, но и побить рекорд мира. Испив зелье, Василий, как он потом сам рассказывал, почувствовал себя плохо: нарушилась координация движений. После неудачной попытки он пожаловался Рыкову. «Значит, мало выпил, — ответил тренер. — Выпей ещё — поправишься». Словом, есть такое предположение, что Алексеева вывели из строя сознательно. Тем более что Василий не скрывал, что после олимпиады перейдёт на тренерскую работу, а это ничего хорошего не сулило людям, подобным Рыкову... Впрочем, любители детективного жанра находятся у нас всегда, они видят во всём злой умысел, интригу... Я больше склонен полагать: Василий Алексеев, обладая огромной физической силой, не готов был психологически...

— Года два назад я разыскал телефон Леонида Жаботинского. Замыслил интервью с замечательным богатырём. Но, увы, служебные дела не позволили встретиться, чтобы поговорить по душам. Ты, Евгений, знаешь его близко. Пожалуйста, расскажи об этом атлете, как о человеке.

— В Москву Жаботинский приехал из Одессы весной в 90-х годах. Он был назначен на должность старшего офицера отдела единоборств Спортивного комитета Министерства обороны. Окружающие посматривали на богатыря с любопытством. Полковники подначивали коллегу. Мол, всем хорош, но нет у него папахи. Ведь скоро зима!

«Не беспокойтесь, граждане полковники! Папаху 72-го размера возьму там же, где ботинки            48-го и костюм 68-го. Есть у меня такая «лазейка», где всё готово до срока». Сослуживцы смеялись, но ситуация назревала курьёзная, тем более, если наперёд знаешь, что на интендантских складах элитный форменный головной убор подобных размеров днём с огнём не сыскать. А как запорожцу без папахи? Никак невозможно. Землякам показаться надо во всём блеске. Обратился Леонид в центральное военное ателье. Там ответили, что заказ архисложный. Они попытаются сшить, если будут представлены лекала требуемого размера. А где их достать?

«Выручай, Женя, ты москвич со стажем», — попросил меня Леонид.

Пришлось включиться в эту сложную бытовую ситуацию, чтобы выйти из щекотливого положения. Обзвонил все ателье и узнал, что мастер-скорняк, способный выполнить заказ легендарного чемпиона, в Москве имеется. Правда, сообщивший адрес уточнил: «Если Козловицер жив, а ему должно быть далеко за 90 лет, то проблему можно решить». Козловицер жил в районе станции «Моссельмаш», на улице Ивана Сусанина, 56. Я прямо-таки опешил. В этом же доме жил мой хороший знакомый — полутяж, мастер спорта международного класса Александр Мещанинов. Срочно нашёл его и попросил узнать о скорняке-долгожителе. И вот мы с Жаботинским, вооружившись каракулевыми шкурками, помчались на такси. Нашли квартиру. Позвонили. Наконец-то дверь открылась, и в проёме показался небольшого роста загадочный мастер. На вид ему было все сто пятьдесят, а на самом деле всего 95! «Повезло!» — подумали мы, здороваясь с почтенным человеком.

Престарелый хозяин, увидев военных, сразу расположился к нам. Затем как-то пристально поглядел сквозь очки снизу вверх, указывая пальцем на моего друга, уверенно произнёс:

«Вы — Жаботинский и, конечно, что-то хотите от меня получить по большому счёту, не так ли?»

Запорожец утвердительно кивнул и объяснил.

«Дорогой Леонид! Я человек старый. До сих пор читаю газету «Красная звезда», о том, что вы получили звание, знаю из печати. Последнюю папаху я сшил лет тридцать назад маршалу Якубовскому, и он сказал мне, что такого красивого убора у него не было! По секрету скажу, товарищи офицеры, мечтал сшить папаху Юрию Власову, но вы, Лёня, его в Токио поколотили, так что, видно, отпала охота у Юрия Петровича стать полковником. — Старый мастер смахнул выкатившуюся слезинку и за­причитал: — А я ведь помню Давида Эхта, Мишу Громова! Какие были атлеты и генералы! — Моисей Соломонович взял ленточный метр, взобрался на табурет и ловко накинул петлю. Большая, с вихрастым чубом голова самого сильного в мире тяжеловеса по требованию мастера то приподнималась, то опускалась книзу, упираясь массивным подбородком в широченную грудь. Завершив свои манипуляции, он произнёс: — Невероятно! У вас, Леонид, самый большой размер, который я ещё не встречал».

Через неделю он вручил Жаботинскому атрибут командирской власти...

— Двадцать лет назад я прогуливал своего двухлетнего сына Егора в парке Дома физической культуры, где я когда-то тренировался и рядом с которым жил. Неожиданно встретил грустного Давида Ригерта, приехавшего из Таганрога, чтобы отдать последний долг первому олимпийскому чемпиону Ивану Удодову — моему соседу. После траурных речей пригласил его в гости, и мы выпили за выдающегося атлета, который, чудом вырвавшись из фашистских концлагерей, принёс Родине золотую медаль. Ты сам, Евгений, выступал на помосте и сражался небезуспешно с великим, как его называли, «львом с мышцами Геракла» — Давидом. Как он относился к тебе, не ревновал к результатам?

— Судьба свела нас в сборной команде России. Ригерт выступал за общество «Труд», а я — за ЦСКА. Мне очень нравилась его безукоризненная, отшлифованная до предела, филигранная техника. А он удивлялся силе моих ног. Ведь я мог в то время свободно присесть со штангой в 330 килограммов.

Со сборной России мы вылетели в Ереван на Кубок СССР в декабре 1971 года. Ригерт установил несколько мировых рекордов, а я, став вторым, выполнил норматив мастера спорта международного класса. По такому случаю в номере был накрыт стол. Друзья поздравляли меня, желали рекордов. Время шло к полуночи. Вдруг распахнулась дверь, и официанты вкатили огромный стол, уставленный различными яствами, дорогими напитками. Под звуки торжественной и величальной песни Давид поздравил меня с высоким результатом, крепко обнял. Разве такое забывается?

Последним соревнованием для выдающегося атлета, шестикратного чемпиона мира, девятикратного чемпиона Европы, автора 63 мировых рекордов, стали состязания на Кубок СССР в Донецке в 1981 году. Тогда он легко вырвал 190 килограммов, но при вставании из глубокого сида коснулся коленом помоста. Судьи рекорд не засчитали.

«Вот теперь всё», — произнёс мастер «железной игры» и, поцеловав штангу, под бурные аплодисменты покинул помост. Уже навсегда.

Сейчас он живёт у Азовского моря в Таганроге. В его честь открыта тяжелоатлетическая академия, названная его именем. Да ещё он стал главным тренером сборной России. И я надеюсь, наши богатыри вновь станут первыми!

— У большинства спортсменов, о которых мы ведём речь, не всегда удачно складывалась судьба после ярких побед и завоёванных титулов. Единицы, как ты, Евгений, и Давид Ригерт, стали тренерами. Многие не нашли себя в обыкновенной жизни, выходцы из простых рабочих или крестьянских семей, по моим наблюдениям, а я ковал свой характер в Ростове-на-Дону на самой футбольной улице страны, где гоняли мяч в юности такие известные нападающие, как Виктор Понедельник, Виктор Одинцов, Эдуард Яковенко, знаменитый боксёр-тяжеловес, серебряный призёр Мельбурнской олимпиады Лев Мухин, удивительно талантливый левый крайний «Россельмаша», затем московского «Торпедо» и минского «Динамо» — кумир мальчишек Евгений Мыльников — бывший блатной, «щипач»... Они, кроме Понедельника, так и затерялись — кто ушёл в мир иной, кто спился...

— Не каждому выпадает «козырная карта». Печально вспоминать о них — не сумевших выстоять в жёсткой и яростной жизни. Я тоже могу привести тебе такой пример падения. Рецидивист Николай Афоничев, в прошлом неплохой штангист в лёгком весе, вторично отбывал наказание по статье «мошенничество». Он сидел в курилке и размышлял над ошибками, которые привели его, умного и находчивого, за решётку на шесть лет. Ему крупно повезло — освободили на год раньше за хорошее поведение. «Что ж, надо уметь делать выводы, чтобы вновь не попасть на нары!» — подумал зэк, переступая ворота зоны. Приехал в Первопрестольную. Позвонил друзьям-спортсменам. За попойкой сыграли в преферанс. Больше всех не везло олимпийскому чемпиону, полулегковесу капитану Евгению Малаеву, поэтому, на горе, у него появилась «залётная» сумма. Тогда Коля Афоничев обратился к олимпийскому чемпиону:

«Евгений Гаврилович! Не могли бы вы достать мне для ношения офицерскую форму с погонами майора? Удостоверение личности «спецы» в тюряге сотворили на славу. Ксива что надо! За это вам простится картёжный долг».

На что разомлевший от спиртного и огорчённый солидным проигрышем капитан Малаев удивлённо ответил:

«Ё-моё! А зачем тебе, Николашка, военная форма? Ёксиль-моксиль! Ты же не офицер?!»

«Для одного фартового дела! Чтобы себя и тебя, дурачка, прокормить и подогреть!» — И вкратце пояснил, для каких целей.

Через три дня бывший «крепостной», как на блатной мове зовут заключённых, примерял ладно сшитую форму с красными петлицами. Осталось надеть лишь нарукавные повязки — и комендантский патруль «в натуре». Так сошлись в «ратном» труде олимпийский чемпион капитан Малаев и рецидивист-мошенник «майор» Афоничев, который за время заключения основательно выучил устав и наставления Вооружённых сил. Особенно блистал Афоничев знаниями по несению патрульной службы. И офицерский «олимпийский» вышел на маршрут одного из вокзалов столицы. В первый день совместного дежурства за различные нарушения были оштрафованы 50 военнослужащих на сумму 150 рублей (тогда это были большие деньги). Капитан Малаев по указанию мнимого майора подзывал нарушителя, грозился отправить на гауптвахту, но если военнослужащий решал проблему мирным путём, то должен был заплатить. Длилась эта беспокойная патрульная служба около пяти месяцев. Но сколько верёвочке ни виться, а конец будет. Так и случилось. Наличие больших денег в мелких купюрах от одного рубля до пяти в карманах супруга обнаружила жена олимпийского чемпиона Зина и заподозрила неладное. Она сообщила командованию ЦСКА. Спешным порядком сформировали группу «пинкертонов», которая и повязала криминальную парочку. Капитана Малаева, учитывая его олимпийские заслуги перед Отечеством, отправили дослуживать в Балашиху, в войска ПВО, а через полгода уволили... Изобретательному «майору» дали большой срок, но он своего друга не выдал. Всю вину взял на себя. Да, на помосте Малаев с блеском одолел «гордую силу Америки», мускулистого миллионера, олимпийского чемпиона Исаака Бергера. Вот куда приводит кривая дорожка, что уж говорить о нас, простых смертных.

— Ты стал писателем. И в своих литературных воззрениях о знаменитых спортсменах всегда с большим уважением пишешь и говоришь о великом Юрии Власове. Когда Юрий потянулся к перу и бумаге?

— В зените славы он поставил перед собой сложную цель: стать профессиональным писателем. Ещё в 1961 году любители спорта узнали Власова как журналиста. Появились его публикации в «Советском спорте», «Известиях». Ему была присуждена литературная премия за лучший спортивный рассказ. И он почувствовал в писательском труде своё призвание. Однажды тихим январским вечером 1962 года, возвращаясь домой после тренировки в зале ЦСКА, атлет поделился жизненными планами с Дмитрием Ивановым и добровольным помощником по науке Львом Матвеевым, который добросовестно занимался его тренировочным процессом.

«Чувствую, моё призвание — литература, — откровенничал спортсмен. — Вот возьму да и перееду в Тарту, стану затворником, уединюсь там для писательской работы. Будет время, когда я именитым вернусь в Москву, и вы с гордостью скажете: мы знали, как он начинал свой тернистый писательский путь!» И поделился с друзьями радостью: рассказ «Катавасия» принял к публикации журнал «Юность». Главный редактор Борис Полевой прочитал рукопись и поздравил молодого автора. Другой писатель — Василий Аксёнов доверительно сказал, что в рассказе есть такие странички, которым могут позавидовать маститые!..

Так началось восхождение чемпиона на литературный Олимп!.. И я тоже по зову сердца встал в эту шеренгу!

Беседу вёл

Аршак ТЕР-МАРКАРЬЯН

www.litrossia.ru